Биение сердца [СИ] - Юлия Чеснокова

Ну, вот и нужный подъезд. И снова неуверенность и мандраж, смятение. Что сказать? Не звонить же и убегать, как первоклашка, чтобы из-за угла посмотреть, кто откроет. Выдохнув перед собой, Сашка принюхался, что выдающего амбре почти не осталось, но на всякий случай прогулялся до поворота, где стоял магазин и, заткнув рот жвачкой, прошагал ещё раз пять по линии тротуара туда-сюда. Наконец, он поднял голову к окнам квартиры Марины. В них было темно. Не только в её комнате, но и везде. Несмотря на то, что темно было уже и на улице, и чтобы что-то видеть в помещении, надо было бы включить свет. Почему же он не горит? Никого нет дома? Какой-то частью души парень ощутил облегчение, потому что тогда не придется столкнуться ни с кем и объясняться, но за ним тут же наступило огорчение. Что же, он прибыл сюда зря? Осмелев после этого вывода, он поднялся к домофонной двери и набрал номер, начав звонить. Гудки, так же, как и телефонные, следовали один за другим, но никто не поднимал и не отвечал. Парень почувствовал себя обманутым и покинутым всем миром. Ладно только Марина… она могла перебраться к своему ненаглядному, но где её семья? Они переехали? Но ведь только два дня назад она вышла отсюда! Не разыграла же она его, просто ради того, чтобы создать декорацию их первой любви? Не могла она так поступить, в этом не было смысла. Во всем происходящем Саша уже не видел никакого смысла и ничего не понимал.

Скользнув в подъезд, когда оттуда кто-то выходил, он пешком поднялся на этаж девушки и затрезвонил так. Потом постучал. Потом снова давил на кнопку, но ничего не менялось. Проклятье! Удушающая безнадёга опустилась ему на плечи, и под её тяжестью он опустился на корточки у двери. Разве бывает, чтобы кто-то вот так пропадал или исчезал? Саша представить не мог, где ещё найти Марину или хотя бы того, кто может о ней что-то знать. У них не осталось общих друзей, разве что с этого же двора. Поспрашивать соседей? Те часто что-нибудь знают. На какое-то мгновение возникло видение, что сейчас во всех квартирах окажется пусто, никого нигде не окажется и Сашка поймет, что очутился в каком-то постапокалиптическом фильме. Но эта ерунда быстро покинула его голову, а взамен ей по лестнице послышались шаги. Навострив уши, молодой человек поднял взгляд и ждал, кто же появится. Наконец, на площадку ступил отец Марины, не сразу обративший внимание на то, что тут кто-то есть, и заметивший парня лишь тогда, когда тот стал вставать на ноги.

— Виктор Николаевич… — парень поспешил расшаркаться, кивая в знак приветствия, рассматривая хмурое лицо мужчины, его опущенные плечи и висящие руки, в одной из которых был пакет. — Добрый вечер, Виктор Николаевич.

— Александр? — узнал его тот спустя несколько секунд. — Какими судьбами? Столько времени тебя не видел!

— Я пришел к Марине… я искал её, — твердо выговорил он и автоматически вытащил мобильный, зажав его в руке. — Я звонил ей много раз, но она не поднимала трубку…

— Марины нет дома, — выдохнул мужчина после грузной паузы. — Телефон она оставила тут.

— А! — с облегчением воскликнул Саша, радуясь, что хоть что-то прояснилось. Значит, она забыла телефон, поэтому не отвечала, а не потому, что не хочет его видеть. Валерка был прав, всегда во всем следует разбираться до конца.

Отец девушки выжидающе смотрел, что ещё скажет молодой человек? Тем более тот всё ещё перегораживал ему путь к двери, почти прислоняясь к ней спиной. Саша облизнул пересохшие от волнения губы.

— А где Марина? Я бы хотел с ней поговорить. Или, когда она будет дома?

— Она… — Виктор Николаевич медленно придвигался в сторону парня, и тот почувствовал то, что старательно скрывал сам: мужчина где-то выпил и, хоть и не был пьян, всё-таки влил в себя пару рюмок. Глазами попытавшись просканировать его пакет, парень догадался по силуэтам, что и там припрятана пара бутылок. Что это? Ведь отец Марины никогда не пил. Вдруг он привалился к стене и, прикрыв глаза ладонью, сжатым голосом произнес: — Она в больнице, Саня. Я не знаю, когда она вернется.

— В больнице? — ошарашено повторил тот, потому что не нашелся, что ещё сказать. В какой ещё больнице? — То есть… как это, в больнице? Я видел её буквально на днях и… и она хорошо выглядела и ничего мне не сказала…

— А должна была? — несмотря на то, что голос страдающего отца становился всё более саднящим, он отвел руку от лица и воззрился на юношу. — Ты думаешь, такие вещи так просто говорить первому встречному? Моя дочь никогда ни с кем не делится своими проблемами, она всегда была такой.

Заткнувшись, Саша почувствовал боль, будто её ввели в вену, и она побежала по организму, разрастаясь и увеличиваясь. Мало того, что Марина в больнице, так он ещё и оказался первым встречным. По крайней мере, для её отца.

— Что с ней случилось? — через ломоту спросил молодой человек. Ему стало страшно. Страшно, что это что-то серьёзное, а весь облик мужчины перед ним говорил именно об этом.

— У неё завтра утром операция, — ответил тот и кивком головы попросил парня отойти, чтобы вставить ключ в замочную скважину. На слабеющих ногах, певец послушался и отстранился.

— Но ведь… у неё же уже была одна! Почему?..

— Тебе нужны подробности? Тебя это так волнует? — не оглядываясь, отворил тот и остановился на пороге.

— Да, меня это волнует! Я переживаю за неё, меня тревожит её состояние!

— Что-то, — мужчина развернулся и посмотрел в глаза Саше. — Я не помню тебя тут уже года два, если не больше. Откуда вдруг ты тут взялся со своими переживаниями и волнениями? Иди домой, мальчик. Я знаю, что ты и так доставил моей дочери много разочарований. Она никогда с нами не делилась, но я это и без того знаю.

— Виктор Николаевич! — поймал Саша дверь, продолжая разговор. — За два года многое произошло и изменилось. Я знаю, что я виноват перед Мариной во многом, и перед вами из-за неё, что не сделал счастливой, но не прогоняйте меня! Я не смогу спокойной уйти, уснуть, жить дальше, если не узнаю, что с ней, не убедившись, что она в безопасности! Я многое понял за прошедшие годы.

— И что же ты понял?

— Что я люблю её! — храбро бросил Сашка, что произошло, наверное, не без помощи загулявшейся в крови водки. Но, возможно, на таких эмоциях он бы произнес это и без него. — Я люблю её, о чем, в принципе, всегда знал, но не признавался себе в этом. Я был дураком… и сейчас не намного умнее, но я точно знаю, что это единственное, что неизменно во мне — я всегда думаю о Марине! Считаете, что я напрочь забывал о ней на эти годы? Ошибаетесь! Я всегда о ней вспоминал, только решимости не хватало и уверенности, и вот теперь, когда я нашел её, эту веру в свою любовь, когда я хочу исправить содеянное, Марина пропадает, вы гоните меня…

— А ей ты сказал всё это? Что любишь её? — мужчина проницательно прищурился. Саша запнулся.

— Нет, не сказал. — Да и собирался ли? Будь всё в порядке, он посчитал бы ненужным эти признания и уладил бы всё делом, а не словом. Разве не было бы так правильнее? Но сейчас, когда непонятно что происходит с состоянием Марины, сейчас он мог гарантировать, что увидь её — и скажет «я люблю тебя» тотчас. — Но я хочу сказать ей это, Виктор Николаевич. Пожалуйста, помогите мне с ней связаться. Ведь можно ещё поехать в больницу?

— Нет, туда уже никого не пустят, посмотри на время. — Отец девушки покосился на свои наручные часы. — Она в палате с матерью. Нам остается ждать только исхода завтрашней операции…

— Нет… нет-нет, я должен увидеть её и поговорить с ней! Завтра ведь всё будет хорошо, правда? Ведь ничего серьёзного? Она была такой бодрой, если бы было что-то серьёзное…

— Александр! Ты думаешь, что больные люди всегда выглядят больными? Ты считаешь, что больные люди не могут быть красивыми и улыбаться? Ты глуп и наивен! Они куда сильнее здоровых, и это мы, крепкие и беззаботные, можем плохо выглядеть, ныть, плакаться. А борющиеся за жизнь насколько её любят, что не позволяют себе прожить и одного дня, опустив руки и махнув на себя. — Мужчина скинул ботинки и пошел в прихожую, уже не гоня гостя, и тому невольно пришлось разуться и последовать за ним. — Внешность обманчива! Все привыкли воспринимать это только относительно характера, но что мы вообще знаем о внутреннем состоянии людей по их внешнему виду? Марина… дочке оставалось жить два-три месяца, если бы мы не решились на операцию.

Саша упал на стул, чувствуя, как набегают на глаза слезы. Виктор Николаевич достал из пакета две бутылки столичной. Одну тут же открыл и достал два стакана, поставив их на стол. Парень онемел, не в силах поверить в услышанное.

— Во время первой операции ей случайно занесли инфекцию… знаешь, у неё температура не спадала почти два месяца, а врачи только разводили руками и говорили, что это нормально, что это организм реагирует на заживление и хирургическое вмешательство. В результате, больше чем через полгода мы поехали на контрольное обследование, и выяснилось, что это был эндокардит. Это инфекция, садящаяся на сердце. Молодой организм в конце концов переборол его, но он поразил один из клапанов. Он фактически растворился… я вижу, что ты ни черта не понимаешь из того, что я говорю, — мужчина выдохнул, махнув рукой. — Клапаны — они отвечают за ток крови в теле. Я тоже не медик, но биение сердца — это и их работа. А теперь представь, что одного просто нет, и кровь льётся потоком. В таком положении человек живет не долго… — его губы задрожали, заставив приостановить рассказ, после чего, выпив пару глотков, он продолжил. — Происходит отек внутренних органов: печени, легких… и всё. Этого не написано на лбу, Саня. Ничего этого, мать твою, на лбу не написано! И даже почти ничего не болит, пока внутри происходят необратимые процессы. И дочка ни разу ни на что не пожаловалась… она даже не хотела идти на операцию, хотя и понимала, что без неё уже не выкарабкается. Мы с матерью настояли.